Когда-то здесь витал густавианский дух, смешиваясь с петербургским блеском и вкусом к жизни. Немцы, шведы, русские и финны прекрасно понимали друг друга. Четыре городские силы, сливаясь, блистали и дополняли друг друга. Иногда, правда, и они спорили и на ясное небо мирного существования наползали тучи раздоров, которые сгущались в основном над ратушей, обдавая холодными дождями бургомистров и ратманов. Но даже и эти дожди были приправлены юмором, выраженным в байках и озорных стихах.

Богат тогда был Выборг, может, богаче всех городов финских. Сколько здесь было вложено в собственность и коммерцию! И сильными были не только купцы, которые подчас не уступали бюргерам северных стран, но и многие горожане, живущие на проценты. Полна была и городская казна, и не знал город финансовых трудностей, тех темных денежных пропастей, которые приходилось преодолевать другим городам. Город владел половиной блестящего квартала, где находились богатые склады, тянущиеся вдоль улицы до лютеранского собора. Рыжебородые русские купцы торговали изысканными кожами и мехами, которые было не стыдно преподнести и ко двору. Посередине площади, напротив русской церкви, находились два великолепных городских каменных здания. Первое было домом городского управления, где размещались полиция, магистрат и городские чиновники. Второе здание занимал общинный зал, а позже здесь появился и городской театр. 

Выборжцы умели развлекаться. Одно за другим следовали приглашения на частные вечера, один другого прекраснее – то была поистине княжеская жизнь. Балы, маскарады, театральные вечера, концерты… О частных выборгских вечерах ходили легенды, о них писали в газетах. И это было действительно роскошно: изумительные, стильно меблированные залы, экзотические южные растения, зеленеющие под северным холодным небом, превосходные напитки и закуски, фейерверки и блеск костюмов – в этом был шарм, движение и жизнь. А ещё в этой жизни было то, чего не было больше нигде: свобода. Свобода от гнетущего и незыблемого этикета. Это была свобода в самом лучшем понимании этого слова, и она была выкована и отточена вековыми местными традициями. Десятилетиями старые выборгские семьи именно так проводили свои праздники, среди своих добрых друзей и  родственников. Приезжие, появившиеся в городе с началом имперского периода, заприметив красавицу, старались породниться со шведскими дворянскими родами. 

Театр был любим местными жителями. Его хранили как зеницу ока, а город ежегодно тратил на это увеселение до 20 тысяч рублей. Нелицеприятно отзывались выборжцы о здании театра в Хельсинки, хотя оно и называлось «святилищем Талии». В Выборге же называли его не иначе как жалкой коробкой. Столичные газеты сатирически реагировали на этот местечковый патриотизм, лили «уксус с перцем» на выборгский театр, но это отнюдь не отменяло того, что столичный театр, стены которого были изъедены червями, мог в любой момент рухнуть на головы зрителей, особенно, если в зале вдруг раздадутся оглушительные овации. Выборгское здание театра было столь превосходно, что с ним мог сравниться только театр в Турку, в этом  древнем культурном центре на реке Аура. 

Когда-то выборгским театром владело акционерное общество, тратя на него до сотни тысяч рублей в год. Но доходы самого общества резко снизились, и оно было вынуждено продать театр городу за 60 тысяч рублей. Тогда и начался новый подъем городского театра. В залах были устроены камины и печи, для того, чтобы зрители не кутались в манто, шубы и не приносили с собой валенки. Это был небольшой театр, поменьше столичного, в нем было около пятисот мест. Но обстановка была превосходная! От потолка до пола театр сиял чистотой и белизной. Кресла являли собой именно кресла, а стулья все без исключения были элегантными и стильными, как и декорации театра. 

Звездой балета была мадам Шафферявляли, за арии отвечал г-н Бертон, а прекрасным оркестром руководил маэстро Шаффер. 

Пика театральная жизнь достигала, когда имевшие известность в Европе театральные труппы после православной Пасхи добирались из Петербурга до Выборга. Приезжали придворная оперная труппа Рейтмайера и труппа шведского придворного театра под руководством г-на Деланде. Нигде в Финляндии они не бывали так часто, как в Выборге. Сюда их вела не только рука щедрых меценатов – артисты интуитивно ощущали, что Выборг влюблен в искусство и влюблён страстно. Здесь театр, музыка, балет очищали общество от национальных ссор, примиряли и объединяли. Часто в городе бывали и концерты. Здесь мог петь петербургский придворный исполнитель, известный тенор из Варшавы, звезда музыкального мира  Баварии, мог играть ученик Паганини. 

Впрочем, выборжцы  любили Бога не меньше, чем искусство. Ежегодно, в один и тот же день, православная часть населения отправлялась к храму святого Николая. Церковь была низенькая и маленькая, но внутреннее убранство поражало: по всем стенам иконы, возле которых горели  свечи, тишина и благоговение… Народ шёл к церкви нескончаемым потоком. На возвышении, недалеко от храма, стояли небольшие лавочки, в которых продавались изюм, орехи, пряники… Привлекала взгляд одежда местных жительниц: вокруг головы  небрежно обмотан платок, а накидка кое-где свисала поверх кушака, а кое-где наоборот, была заправлена под него. У женщин Выборга была своя привычка: даже возвращаясь из столицы в родной город, они недолго носили столичное платье и украшения, переодеваясь вскоре вот в эту смотрящуюся неуклюже одежду. Но неказистый наряд, оказывается, как бы говорил о том, что носившая его чиста и невинна.

После службы весь народ направлялся к источнику святого Николая, который был в нескольких сотнях шагов от церкви. Кто-то набирал воду в бутыли, кто-то омывал лицо или пил из ладошки. На источнике всем правил староста, который раздавал воду, зачерпывая ее в источнике большим черпаком. Но не даром: прихожане бросали монеты в прилаженный к источнику кошель. Вода была кристально чистой, приятной на вкус, чем-то напоминала сельтерскую воду и содержала массу минералов. Староста между тем рассказывал публике, что в прошлом году здесь исцелилось несколько человек. 

Пейзаж возле источника был сельский. В одну сторону открывался залив, а в другую – петляющая просёлочная дорога. Обычная и простая, но впечатляющая именно своей простотой и умиротворенностью картина. А когда майское солнце выглядывало на мгновенье из облаков, то яркий свет придавал всей картине и своеобразную мистическую окраску.

Дмитрий СЕМЕНОВ

Фото: Museovirasto.fi, открытые интернет-источники